Матвеев Сергей Ильич, генеральный директор Фонд христианского просвещения и милосердия имени святителя Луки Войно-Ясенецкого
В Институте мировых цивилизаций, прошла конференция «Советская Голгофа святителя Луки. К столетию октябрьского переворота 1917 года».
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) (1877–1961) по праву считается знаковой фигурой советского времени. Выдающийся хирург, лауреат Сталинской премии, чей бронзовый бюст был прижизненно установлен в галерее выдающихся хирургов в Институте скорой помощи им. Н.В. Склифосовского в Москве, в годы гонений на религию открыто исповедовал свою веру. В общей сложности он провел в тюрьмах и лагерях 11 лет, но не сломался и после освобождения продолжил заниматься научной и религиозной деятельностью.
Перу архиепископа Луки принадлежит богословско-философский трактат «Дух, душа и тело». Трактат этот не был опубликован при жизни автора, но получил широкое хождение в самиздате. Можно сказать, что это была одна из немногих современных богословско-философских работ, с которой могли познакомиться советские гуманитарии, интересующиеся религией.
О. Александр Мень отмечал близость некоторых идей Войно-Ясенецкого мыслям Тьяра де Шардена. Первого даже критиковали за «эволюционизм». Что касается антропологических представлений Луки, то здесь он придерживается устоявшихся в русской религиозно-философской традиции представлений.
Над сочинением «Дух, душа и тело» Лука работал в 1945-1947 годах. Находясь в весьма стесненных для ученого условиях, он собирает большую библиотеку, в которую, кроме религиозно-философских сочинений, входят труды великого физика Альберта Эйнштейна, академика-биолога Александра Опарина, известного французского биолога Жака Лебá и многих других.
Книгу «Дух, душа и тело» архиепископ Лука считал главным трудом своей жизни. Она важна во многих отношениях и интересна как работа, связанная с проблемами современной биоэтики. Где начинается человек? Что отличает его от человекоподобных обезьян – только четыре гена, как выяснили биологи, или что-то еще? Продолжается ли развитие человека как вида? На что он способен и куда идет? Почему нас, современных людей, больше интересуют киборги и иные фантастические создания, чем сосед по лестничной клетке? Что мы знаем о соседе как о человеке?
Эти вопросы можно множить и множить. И из того, как мы на них отвечаем, напрямую следуют наши суждения о допустимости абортов, эвтаназии, трансплантации органов и тканей и тому подобное.
Лука пишет о тройственном составе человека: духе, душе и теле. Под душою он понимает психосоматику, а под духом то, что непосредственно связывает человека с Богом. Взаимоотношения духа, души и тела он рассматривает с точки зрения физики и медицины; затем обращается к философии. Он говорит о том, что мы обладаем не только пятью чувствами, у нас есть неизвестная физиологам способность. Лука приводит только наблюдения. Например, широко известны факты творчества во сне. Весьма важная подсознательная деятельность может иметь место и наяву, и в состоянии между сном и бодрствованием.
Лука пишет о том, что между телом и духом существует постоянная взаимная связь. Жизнь мозга и сердца и необходимая для них жизнь всех органов нужны только для формирования духа, и прекращаются, когда закончено или вполне определилось его направление.
Если при жизни тела дух был теснейшим образом связан с телом, проникая во все атомы его, был его организующим началом, то почему после смерти эта связь исчезнет? Почему, спрашивает Лука, немыслимо, что в момент воскресения по гласу трубы архангела восстановится связь бессмертного духа со всеми физическими и химическими элементами истлевшего тела и снова проявится организующая и творящая форму власть духа?
Размышления автора о материи, которая переходит в энергию, о Божественной энергии жизни, которая движет миром, показывают, что Лука стоял на позициях строгого монизма. Идеальное, по Луке, переходит в материальное, и Бог управляет всем посредством энергии.
Монография Луки близка по духу трудам прот. Сергия Булгакова, знаменитого философа и богослова, закончившего свою жизнь в Париже. Оба они стали тайнозрителями Божественной славы и радости, раскрывающихся в Церкви. И того, и другого при желании можно обвинить в «пантеизме». В софийной мудрости и духовной энергии недоброжелатели могут увидеть некую эманацию Божества. И, наконец, два языка – язык дискурсивный, философский, научный и язык сердечного видения – существуют у Булгакова и Войно-Ясенецкого вместе, не сливаясь, не претворяясь в один язык. Это их общий недостаток.
Но разве в недостатках дело?
Два богослова устремлены ко всему живому, подлинному; они не боятся коснуться каких-то спорных, но актуальных вопросов современности.
Интересно, что в своем апологетическом труде Войно-Ясенецкий нередко обращается к идеям академика И. Павлова, работы которого в СССР активно пропагандировалась, и показывает, что они сочетаются с христианской антропологией. «Громадное значение имеют исследования Павлова и его сотрудников физиологического значения лобных долей полушарий мозга. Эти доли доселе всеми считались важнейшей частью головного мозга, центрами высшей психической деятельности, органом мышления по преимуществу, даже седалищем души. Но Павлов не нашел в них никаких особенно важных приборов, которые устанавливали бы высшее совершенство нервной деятельности, и кора этих передовых долей больших полушарий, как и вся остальная кора, представляют собой сенсорную область… Эти исследования Павлова соответствуют наблюдениям хирургов над множеством раненых с абсцессами лобных долей мозга. Они, как правило, не сопровождаются сколько-нибудь заметными изменениями психики или расстройством высших мыслительных функций». На основании сказанного автор делает вывод о том, что мозг нельзя считать органом чувств и исключительным органом высшего познания.
Таким органом является сердце человека. Почему? Лука снова ссылается на академика Павлова. Академик Павлов говорит о том, что в процессе эволюционного развития на раздражения извне наши предки реагировали исключительно мышечной деятельностью, преобладающей над остальными рефлекторными актами. А она связана с деятельностью сердца и сосудов. У современного человека мышечные рефлексы сведены до минимума, связанные же с ними изменения сердечной деятельности сохранились. Сердце осталось для нас органом чувств, точно угадывающим наше субъективное состояние.
Итак, сердце – это орган чувств. И в то же время – это второй орган восприятия, познания, мысли. В нем рождается мудрость; но если сердце лишено Божьей благодати и не воспринимает из мира трансцендентного внушения Духа истины, а расположено к восприятию зла – то безумие обитает в нем.
Под сердцем Писание понимает целостного человека, его целожизненные устремления. Это и физический, и мистический орган. Лука подробно не говорит об этом, но это становится ясным из контекста.
Понятие «сердца» занимает центральное место в религии, в мистике и в поэзии всех народов. В Библии слова о сердце встречаются очень часто. Сердцу приписываются самые разнообразные чувства: оно печалится, радуется, веселится, мучается, скорбит, расслабляется. Как будто сердце есть сознание вообще, все то, что изучается психологией, и действительно в Библии понятие сердца и понятие души иногда заменяют друг друга, точно так же, как понятие духа. Более того, по Библии сердце обнимает собой не только явления психической, но и физической жизни — каждое физическое подкрепление пищей – подкрепляет сердце.
Библия приписывает сердцу все функции чувства и сознания. Больше того, сердце является центром жизни вообще – физической, духовной и душевной. В то же время, сердце означает некоторый скрытый центр, скрытую глубину, недоступную для взора.
Так вот, чтобы воспитать сердце живым, надо перед собой остро поставить вопрос: готов ли я допустить в свое сердце страдание?
Лука, повторю, не описывает возникающие в связи с темой «сердце» проблемы. Но, опираясь на Библию, он разворачивает целую панораму «сердечной проблематики». В своем трактате архиепископ вполне сознательно делает шаг в сторону библейского богословия. «Дух, Душа и Тело» содержит 105 цитат и ссылок на Новый Завет и 143 на Ветхий Завет.
В то же время в трактате мы не найдем ссылок на писания святых отцов. Блаженный Августин, самый персоналистичный из всех теологов древней Церкви, является исключением, подтверждающий правило. И в этом тоже знак времени. Патристика, связанная с утонченной греческой философией, перестала волновать россиян. Лука, будучи практиком по-преимуществу, это почувствовал. Конечно, можно говорить о том, что ему не хватало книг и времени, что годы, когда бы он мог заниматься богословием, прошли в тюрьмах и ссылках. Однако нашел же он время на знакомство с результатами исследований физиков Томсона, Эйнштейна, Лоджа и Гери, философов Канта, Бергсона, Лосского и Соловьева, биологов Дарвина, Геккеля и Гиса, химиков Бойля, Менделеева и Пастера, врачей и психиатров Флери, Пирогова, Ковалевского, Шилтова и Крафа-Эбинга. Одни эти имена говорят об энциклопедичности знаний святителя.
Трихотомическая концепция Войно-Ясенецкого лежит в русле традиционной теологии, хотя некоторые мысли, высказанные ученым в сане, до сих пор вызывают полемику.