Конференция ШДМ 2018 г., доклад Заикановой И.Н.
Начиная свой доклад, должна обратить ваше внимание на такой факт: во всем известной Википедии, где, казалось бы, есть все, из которой черпается масса знаний, к слову МИЛОСЕРДИЕ есть такое толкование: Милосердие — см. благотворительность. Хотя мы на опыте уже убедились в том, что это не однозначные понятия, часто даже взаимоисключающие, потому что, согласно другому словарю: Библия. Тематический словарь – милосердие суть незаслуженные доброта и сострадание, т.е свойства души;а благотворительность– это уже действия, причем не обязательно бескорыстные, зачастую пиар, средство продвинуть продукцию, иногда просто обман (этому есть масса примеров). Хотя иногда и благие дела. То есть благотворительность по отношению к милосердию, во-первых, понятие иного значения и смысла, во-вторых, далеко неоднозначное. Мы же хотим говорить сегодня о сущностях, которые не допускают разночтений.
Поставив на первое место «милосердие» мы хотели бы подчеркнуть то, что оно главное в нашем докладе и к нему будут сводиться все наши доводы об остальных категориях: красоте и творчестве. Которые, кстати, соотносятся между собой как милосердие и благотворительность, то есть – состояние (явление) и действие.
На самом деле, у милосердия есть еще много определений. Например, милосердие важнее, чем жертва (Ос 6:6; Мих 6:6–8; Мф 9:13). Это значит, что наши христианские движения души, направленные на помощь ближним, важнее, чем предписывающий нам действия Закон. Или похожее: милость превозносится над судом ( Иак 2:13). Но это все о месте милосердия в системе человеческих ценностей или даже институтов, а что же оно само? Чтобы избежать пространных толкований, скажу о своем опыте, однажды, на собрании Каритаса (это слово уже значит – милосердие), я от католического митрополита Т. Кондрусевича услышала: «Милосердие – это мотивация делать то, что ведет другого человека (или человечество – это от меня) ко спасению». Мне кажется, что это самое краткое и исчерпывающее определение. Тогда, кстати, я поняла, что таковым является и христианская экология. Но сегодня мы будем говорить о том, что милосердием, с этой точки зрения, являются и красота, и творчество, как акт ее создания.
Нам в этом очень помогут всем известные слова Достоевского: «Красота спасет мир». Здесь прямо сказано о спасении, но обратимся к замечательной книге «Красота и Уродство» Митрополита Антония Сурожского, который пишет о том, что Достоевский также настаивал на том, что красота – это тайна, она не однозначна, в ней есть многогранность, которая не всегда позволяет отличить красивое от уродливого, как мы отличаем один цвет от другого, как отличается тьма от света и т.д. Он говорил о двойственности красоты, вернее, о красоте, на которую можно смотреть двояко. Можно смотреть с чистым сердцем, с ясным разумом, а можно смотреть и видеть искаженно с неверным пониманием, перенося на то, что мы видим, собственные внутренние представления о красоте. То есть двойственность заключается не в красоте, а в человеке. Об этом писал и апостол Павел, когда давал такой образ, что в нем, как и в любом из нас есть Новый Адам по образу Христа и Ветхий Адам по образу того, что он избрал смерть и тление. Гёте выразил это еще более решительно: «Красота в глазах человека».
Достоевский писал также, что красота может стать для нас искушением. «Потребность красоты и творчества, воплощающего ее, — неразлучна с человеком, и без нее человек, не захотел бы жить на свете. Человек жаждет ее, находит ее и принимает без всяких условий.. и с благоговением преклоняется перед ней… она становится часто кумиром, без всяких условий… Потому что потребность красоты развивается наиболее тогда, когда человек в разладе с действительностью, в негармонии…когда чего-то ищет или добивается… а в красоте есть и гармония и спокойствие… она воплощает человеку и человечеству его идеалы». Еще Достоевский писал, что красота – это совершенная приобщенность в совершенной красоте, которая есть Бог. И это очень важно в контексте нашего доклада, потому что без понимания этого, мы не можем говорить о красоте, как милосердии. О красоте, как о преображающем явлении Царства Небесного в нашей земной жизни. И в этом ее спасение и милосердие по отношению к человеку, ищущему Господа, «лице Бога Иаковля».
Важно отметить, что еще с ранних веков христианства, понятие красоты относили к духовной области. В Древней Греции человека характеризовали как красивого, хорошего и храброго с помощью одного слова «филокалия», что по-русски дословно означает «любовь к красоте». Это слово хорошо нам известно по названию книги, которую мы охотно читаем и по которой стараемся выстраивать свою жизнь она у нас называется «Добротолюбие». Здесь, хочу отметить, как бы сливаются воедино понятия красота и добро (как путь к спасению). В книге с таким названием — «Любовь к красоте» говорится не о внешней красоте, но о красоте, которая обнимает духовное величие человека, гармонию его души и гармонию его тела, о приобщении к миру невидимому, как об этом говорит апостол Петр во Втором послании призывая нас «соделаться причастниками Божественного естества».
Среди богословов и философов существует такое мнение, что красота – это убедительная сила истины. И Истины с большой буквы. Здесь, я думаю, важно и полезно, и даже спасительно обратиться к Творцу Истины и Красоты и к творчеству вообще. Как пишет Бердяев, тайна творчества раскрывается в библейско-христианском мифе о сотворении мира Богом. Бог, пишет он, сотворил мир из ничего, т.е. свободно и из свободы… абсолютной новизной. «Человек, сотворенный Творцом и по Его образу и подобию, есть также творец и призван к творчеству… предполагает мир как арену творчества». Об этом, как мы отмечали выше, писал и Достоевский. «Творчество человека включает в себя: элемент свободы… элемент дара… и элемент сотворенного уже мира, в котором и совершается творческий акт…». «Поэтому гений чувствует, что …он орудие Божьих свершений и предназначений». Эта подборка из Бердяева (Н. Бердяев «О назначении человека», 2010.) позволяет нам еще раз вернуться к понятию красоты, потому что то, что создано Богом — весь, скажем так, мир девственной природы – это эталон красоты, гармонии и целесообразности. Очень щедро и спасительно предназначенный человеку. И здесь я немного уже говорю как эколог. Причем красоты, которая кроме эстетического наслаждения дает человеку импульс к творчеству, уподоблению Богу в какой-то мере, к восхищению от создания Божьего и (я опять возвращаюсь к экологии, прошу прощения), к пониманию невозможности губить это чудо, но беречь и преумножать его красоту, ради физического спасения человечества.
Замечательно сказал об этом Бердяев, хотя может быть менее красиво сказанная, его мысль присутствует у многих или большинства богословов: «Внутренний творческий акт в его… движении должен был бы выходить из тяжести «мира» и быть «преодолением мира». Притом, что по его же словам «Менее всего творчество эгоистично», творец, создающий, дарящий людям красоту и жертвующий собой ради красоты – служит Богу.
Но я хотела бы сказать еще несколько слов и о значении красоты, сотворенной Творцом. Господь не только все дал человеку, сделав его венцом творения. Но сама красота сотворенного Им уже есть акт милосердия, поскольку «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим.1; 20), то есть спасительны для человека, взыскующего Бога, ищущего подтверждения Его силы и величия. Господь также и через своих пророков и апостолов призывает человека рассматривать, то есть изучать, любоваться и беречь сотворенное Им. Так как сам Господь закончив акт творения «увидел Бог все, что Он создал… хорошо весьма»(Быт. 1 глава). Так, я решусь утверждать, что пятая заповедь Декалога, которая начинается: «Помни день субботний, чтобы святить его…» и далее: «ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его (Исход 20 глава) – это о том, что этот день – день посвященный красоте окружающего нас мира, не только вообще, а каждого из творений: каждого растения, каждого животного, рек, морей, гор и т.д.и т.п., которые «весьма хороши», а исполнять эту заповедь не значит ничего не делать, лежать на диване, закрыв глаза. В заповеди ясно сказано — » не делай в оный никакого дела«, то есть не работай на себя, но творчество – как мы уже говорили, это не дело и не для себя. Значит этот день – это день погружения в красоту сотворенного Богом, день творчества, благодарения. Почему творчество не дело? Бердяев писал:» Творчество означает переход души в иной план бытия», и еще: «Творчество и есть то, что более всего напоминает призвание человека до грехопадения, что в известном смысле стоит «по ту сторону добра и зла». «Только творчество говорит о призвании и назначении человека в мире». Если «по ту сторону добра и зла», то это значит человек-творец – это прообраз безгрешного Адама, не Ветхого, о котором говорилось выше, а «Нового Адама по образу Христа», то есть акт истинного творчества, создающего истинную красоту, приближает творческую личность к святости и этим освящает и спасает «мир сей» от серости, лжи, смерти, то есть является милосердием.
Конечно, мы говорим об идеальном, выше мы говорили о ложной красоте, которая вводит в искушение, т.к. «человеческая природа греховна, то творчество искажается и извращается грехом». Поэтому не только красота, но и «творчество» может быть не таким, как мы описали выше, говоря о его идеале. Бердяев напоминает, что «человек существо социальное и потому в реализации продуктов творчества человек уже связан миром, зависит от других людей, он уже отяжелен и охлажден». Об этом свидетельствует и сама история искусства, но мы не будем на этом останавливаться. На вопрос слушателя о том, должно ли в высоком искусстве обязательно присутствовать нравственное содержание, митрополит Сурожский Антоний ответил: «Да, я так считаю. … Искусство должно заключать в себе содержание и оно должно быть таково, что когда оно оказывается перед тем, кто его воспринимает…он должен вырастать над тем, что он есть, а не опускаться ниже… иначе это будет псевдоискусство, (и далее очень резко) это эксплуатация, профанация искусства, это насилие над формой, это измена искусству, как способу общения, это искусство, стремящееся уничтожать, вместо того, чтобы создавать» и спасать добавим мы от себя.
Повторюсь, нам важно было показать значение красоты и творчества для спасения, то есть как явления милосердия. А то, как воплощает их человек в жизнь – дело каждого из нас, мы стремились указать на их высоту, свободу и предназначение. И когда мы рассуждаем об этом, мы не можем не коснуться такого явления красоты и творчества (также в идеале их воплощения), каким является икона. Об иконе написано и говорилось в том числе и нами уже много, но сейчас хотелось бы привести замечательные слова митрополита Антония: «…Если через созерцание икон, через понимание того, что есть икона, мы научились видеть мир как икону, то мы должны обратиться к окружающему нас миру и в том полумраке, который представляет собой мир, в котором мы живем, научиться сквозь тьму видеть свет».
Закончить, может быть даже подытожить, мой доклад я хотела бы такими словами о. Сергия Булгакова («Первообраз и образ» Paris, YMCA-press, 1931), которые он написал за много десятилетий до вл. Антония и которые по сути дополняют его мысль: «Возможность иконотворения заключается в искусстве, сила которого вложена вместе с образом Божиим в человека: человек есть существо творческое, которому дано видеть умный мир и запечатлевать виденное в образах. И всякий предмет творчества есть икона Христова, понимаемая в самом обширном смысле, как лик Христа в мире, в событиях Его человеческой, всечеловеческой жизни, Христа в Его человечестве. Задача искусства иконописания есть прежде всего и непосредственно изобразительная, творение образов. Но она не может ограничиться этим, как не может ограничиться и искусство, которое имеет призвание не только возвещать об идеальном мире, о райском его состоянии, но и преобразовывать мир, быть проективно-активным, теургическим (то есть богодейственным)», и потому, добавим мы, спасительным.